«Гроза для Альбатроса»
Раненый Альбатрос лежал на берегу Реки, там, где гордые Розы только еще просыпались после зимних вьюг, отряхивались, расправляли первые молодые листочки, потягивались побегами, проверяя, все ли веточки пережили зиму. Они и не заметили огромную птицу, неловко приземлившуюся под вечер, когда весеннее солнце, протягивая последние лучи к легким облакам, подсвечивало их лиловыми полосами – Розы засмотрелись на забытые за долгую зиму краски, замечтались и совершенно ничего не замечали вокруг. Розы вообще рассеяны, вы же знаете….
Альбатрос лежал на боку, неловко подмяв под себя крыло. Он не стонал и не звал на помощь. Он умирал, тихо и незаметно для посторонних глаз.
… Ему так хотелось подняться к самому Солнцу, или залететь дальше всех на север, или перелететь через Океан Времени. Ему нравились горы с их рваными воздушными потоками, так отличающимися от ровных и могучих потоков над морем, привычным для Альбатросов. Он искал чего-то другого, нового, он хотел быть сильным и открыть что-то новое этому миру. Иногда ему удавалось преодолеть сопротивление земли и воздуха, и он взламывал воздушный потолок и парил выше всех, кого знал и о ком слышал. Иногда он прощально поводил крылом и устремлялся в дальние края, чтобы вернуться с рассказами и горящими счастьем глазами победителя. Он так хотел побеждать – себя, природу, свой страх и законы физики. Он верил в невозможное и находил смысл и силы там, где другие видели лишь пустоту…
…Та гроза не была неожиданной. Она лишь оказалась ближе и сильнее, чем он рассчитывал. Не свернул с пути, не отступился, почему он решил, что и такая стихия ему по плечу? Почему он вошел в запах грозы, в ее щекотящий перья воздух, в тишину между «до» и «после»? Зачем? Неужели он решил, что все ему по плечу, что даже Гроза примет его полет и позволит промчаться сквозь наполненные ожиданием пространства? Гроза не приняла и не позволила. Она встала стеной дождя, отчужденно смотрела глазами туч на крошечную птицу, запутавшуюся в ее темноте. Гроза отвернулась, она не собиралась убивать этот жалкий комочек жизни, ей было все равно… И птица закричала – здесь, в вышине, так близко к непознанному, Альбатрос не стерпел такого безразличия, развернул крылья на всю их немалую длину и мощь и рванулся вперед, туда, где казалось ему, было сердце Грозы. Такой жалкий, такой смешной… Там не было сердца, там была самая кромка, граница, окраина. Альбатрос ошибся, приняв яркую вспышку за свет сердца, подлетел слишком близко, приняв на себя отголосок хлынувшей к земле молнии.
… Розы беззаботно щебетали о весне, вздыхали о замерзших веточках, спорили о том, какого цвета бутоны распустятся у молоденькой новой розочки, только что высаженной Волшебницей. Умирающая птица сквозь пелену боли слышала тихий плеск воды в Реке, позванивание хрустальных колокольчиков, розовый шепот. Имеют ли смысл все эти звуки, когда так больно? Имеет ли смысл все это солнце, и ветер, и весеннее тепло, когда холод сковал крылья и сердце?
Долгий день то накрапывал дождем, то согревал землю солнечными пятнами, рисующими узор сквозь стебли и листья Роз, в полуденной дремоте одна из Роз даже заметила лежащую поблизости птицу, позвала: «Альбатрос, дружище, что это ты там прилег, подлетай ближе, поболтаем». Не дождавшись ответа, Роза пожала плечами и продолжила неторопливую беседу с соседкой. День заканчивался, солнце снова рисовало лиловыми красками на облаках, готовясь уплыть за горизонт, оставляя Альбатроса ночному пронизывающему холоду. Он не мог пошевелиться, не мог застонать, не мог позвать на помощь – все внутри него было выжжено той молнией, тем безразличием и огненной пустотой. Он плыл и плыл в мареве воспоминаний и несбывшихся надежд, и в этом мареве все его победы, свершения, путешествия и открытия казались никчемными и тусклыми, и раз за разом вспыхивала та молния в грозовой темноте, съедая, сжигая всю его жизнь… будто и не жил он… Его боль постепенно словно уходила под толстую грубую корку, он почти ничего уже не чувствовал ни внутри себя, где была боль, ни снаружи, где мир продолжал жить и радоваться. Сам он словно был посередине, врастая в отмирающую корку, прикрывшую кровоточившую рану, недвижимый и потерянный в ночной тишине.
… Теплые руки подняли ставшего почти невесомым Альбатроса, пушистая шаль окутала безжизненные крылья, песня полилась тоненьким ручейком – от сердца Волшебницы к сердцу птицы. Эта песня вливалась в выжженную пустоту растерзанного сердца, проникала сквозь наросшую на нем корочку отчаяния, понемногу наполняя жизнью и силами слабую птицу. Волшебство понимания не действует мгновенно – нет ярких вспышек и восторженных аплодисментов, которыми награждают удачливого фокусника. Волшебство исцеления медленно растекается, заполняя раны и трещины, смешиваясь с внутренней песней и питая ее, оживляя и давая надежду. Это труд и радость, это терпение и огромная, с целое горчичное зернышко, Вера в правильность и красоту всех миров, в которые может долететь тихая песня Волшебницы… Поверьте, эта песня слышна и в нашем мире, просто поверьте…
***
Шло время и однажды, как-то незаметно и случайно, корочка, что защищала раненное сердце Альбатроса, отвалилась, оставив после себя новую, гладкую и здоровую ткань, наполненную любовью и светом поющего сердца. Крылья еще не окрепли, но это не беда, крыльям нужен воздух и полет, это всего лишь вопрос тренировки. Вернулись силы жить, вернулась звучавшая внутри песня, переплетаясь с новой – с песней, влитой в сердце Альбатроса Волшебницей. Пусть дороги ложатся под крыло, пусть горизонт обещает новые открытия, в добрый путь, Птица!
***
Но полетишь ли ты снова к Грозе, тот, кто испытывает прочность своих крыльев на просторах старых и новых миров, захочешь ли посмотреть ей в глаза еще раз?..