Лепестки Бытия 29-51
Валентина Юрьевна Миронова
29. А ещё – солнечное, дневное освещение.
А ещё – солнечное, дневное освещение. Порой солнечный свет такой, словно через полупрозрачную плёнку. Рассеянный, «мглистый». При этом небо абсолютно ясное, никакого намёка на облачко! Совершенно.
Свет из соседней реальности. Высшая радиация. При этом может быть очень жарко (до 40-42 по Цельсию). Но иссушающего жара нет. Жар мягок и нежен.
Наступает время, сотканное из других мгновений.
30. И жила в саду белая парковая Роза.
И жила в саду белая парковая Роза. На высоких ветвях кустились белые, с едва уловимым зеленоватым оттенком (нюансом) в глубине соцветия. Как высокие шапки или короны. Каждый раз я подбиралась к Розе, аккуратно пригибая к себе стебель с Короной, чтобы понюхать. Аккуратно – шипы с сантиметр длиной, на конце и у основания приятного коричневатого оттенка.
Я пригибала Её, обнимала Корону, погружая лицо в великолепии запаха, омываясь им, как благодатью.
И целовала бутоны, передавая Розе музыку своего сердца. Подойдя к Розе в очередной раз и нагнув стебель, я удивилась – чего-то не хватает! Присмотрелась – нет шипов! Роза убрала их, как раз там, куда ложились мои ладони.
- Приходи, обнимай, целуй! Я всегда рада тебе, - говорила на своём языке Роза.
И мы долго ещё обнималась, передавая друг другу радость сердец и делясь сокровенным. Миг истинного наслаждения всегда бессмертен.
31. Как ещё очувствовать осень?
Как ещё очувствовать осень? Сквозь тонкую подошву лёгких туфель тянет холодом.
Даже днём.
В солнечную погоду.
32. Щербинки на стене в подъезде …
Щербинки на стене в подъезде дети закрасили голубым мелом. Получились красивые тучки. На бледно-зелёной стене. Потом пририсовали жёлтым мелом рядом круг.
И вспыхнуло Солнце! Сразу стало светлее.
33. Записываю новые строки …
Записываю новые строки, стою во дворе, озарённая солнечными лучами. Подлетели поближе голуби, заинтересовавшись моей персоной. А вдруг – крошки?
Недоумённо ходят вокруг.
34. Оса еле ползла по дорожке.
Оса еле ползла по дорожке. Наткнулась на жёлтый берёзовый лист. Задумалась. То ли об осени, то ли отдохнуть решила. Помедлила. И пошла дальше. Также неторопливо.
Пока ещё светит солнце. Пока тепло.
35. Листья липы – маленькие золотые сердца.
Листья липы – маленькие золотые сердца. Под нашими ногами. Пусть эти сердечки живут как можно дольше.
Они так прекрасны!
36. Друзья спрашивают …
Друзья спрашивают – как ты это всё видишь? Но я не вижу, я чувствую. Ощущаю.
Опять спрашивают – как? Всё просто.
Мир и я – одной крови. Они и я.
37. Дикий шиповник осенью …
Дикий шиповник осенью – листва поблекла, подёрнулась ненавязчивой дымкой. Ягоды – словно маленькие изящные перчики. Красными линиями расчеркивают увядающую зелень.
Красиво.
И – трогательно.
38. Мягкий солнечный день.
Мягкий солнечный день. Воздух ещё здесь, но уже где-то далеко. Отстранён. Нежен. Во дворе ворона задумчиво трогает клювом крышку из-под йогурта. Съесть остатки? Или поискать что получше? Я выношу мусор и обхожу ворону за машиной, чтобы не смущать птицу. Выбрасываю мусор. Теперь надо идти мимо вороны и иду, отвернув голову в сторону. Взгляд, он ведь силу имеет немалую. Зачем смущать животинку?
Ворона чуть отстранилась, но не ушла. Осталась рядом с крышкой. Значит, сделала свой выбор.
39. Записываю очередную зарисовку.
Записываю очередную зарисовку-«лепесток». На ветке козьей ивы сидит ворона и надрывно каркает. Поднимаю голову, нахожу птицу взглядом. И говорю ей мысленно: «Мир тебе, птица!». Потом прячу записи и иду дальше. Ворона срывается с ветки, подлетает поближе, садится на забор и очень нежно говорит (язык не поворачивается на слово «каркает»): «И тебе – мир».
40. Музыка осени …
Музыка осени – шорох падающих листьев.
С терпким послевкусием.
41. Говорят, чужая душа …
Говорят, чужая душа – потёмки.
А если зажечь свет в своей душе?
42. Два сизаря прилетели на окошко.
Два сизаря прилетели на окошко. Утро мягкое, солнечное. И стали ласкать друг друга. Нежно поклёвывали голову, темечко, вокруг глаз, вокруг клюва. Тот, кого «гладили», опускал голову пониже, чтобы второму было удобно. Ведь это так приятно! Голуби наслаждались и последним теплом сентября и присутствием друг друга. Да, периодически они отвлекались на кусающих их насекомых, «почёсываясь». Но тут же возвращались к ухаживанию.
Они и просто сидели бок о бок, задремав и пригревшись. Или – пытались заглянуть в окошко. Но с той, их стороны, оно тёмное, ничего не видно. Да и я старалась не делать резких движений. И парочка сидела тихо и тесно. Они уснули, образовав два пушистых переливающихся сизых комочка. Наверное, им снились хорошие сны.
… они ещё долго сидели на подоконнике. Дремали, беседовали, ухаживали. Почёсывались.
Им было уютно и спокойно.
43. Незаметно свет солнца перетекает в свет листвы.
Незаметно свет солнца перетекает в свет листвы. Кроны деревьев становятся яркими, выпуклыми и невероятно прозрачными, ещё будучи одетыми в листву.
Солнечные осенние миражи.
44. Однажды я читала книгу японской писательницы …
Однажды я читала книгу японской писательницы Сэй-Сёнагон «Записки у изголовья», конец девятого века. В одной из своих записок она сокрушалась по поводу неграмотной речи. Казалось, что Сэй-Сёнагон говорит сегодня.
«Дурная привычка – произвольно выбрасывать слова, нужные для связи. Например,: «запаздывая приездом, известите меня»… Это плохо в разговоре и ещё хуже в письмах.»
«Иные люди произносят «экипаж» как «екипаж». И, пожалуй, все теперь говорят «будующий» вместо «будущий».
«Поверьте, я не считаю свою речь изысканной … Оставлю это на суд других, а сама доверюсь только моему внутреннему чувству. Если человек хорошо знает, что данное словечко ошибочно или вульгарно, и всё же сознательно вставит его в разговор, то в этом ещё нет ничего страшного. А вот когда он сам на свой лад, без всякого зазрения совести, коверкает слова и искажает их смысл – это отвратительно!».
«Неприятно также, когда почтенный старец или сановный господин (от кого, казалось бы, никак нельзя этого ожидать) вдруг по какой-то прихоти начинает отпускать слова самого дурного деревенского пошиба».
Слова ведь не только слова, хотя и это важно – «слово не воробей, вылетит, не поймаешь». Это ещё и генетическая структура. Кровь, чьё качество напрямую зависит от лексики говорящего. И особенно – думающего.
Возможно, что душа чужого человека в потёмках. Но хуже всего, когда мрак господствует в душе собственной. Так и хочется воскликнуть: «Зажгите, наконец, свет!».
Тем более, что его, света, более, чем достаточно в нашем времени и мире.
45. Как прекрасны звуки, когда они …
Как прекрасны звуки, когда они тихо-тихо слышатся где-то в отдалении. Или когда уходят в даль и медленно замирают. На рассвете. Или на закате. В утреннем тумане. Когда очарование мелодии вплетается в очарование души.
И всё Существо медленно плывёт сквозь время. Дотрагиваясь и благословляя.
46. Запах листов чистой тетради или писчей бумаги интригует.
Запах листов чистой тетради или писчей бумаги интригует. Ещё не сбылось задуманное, не проявилось написанное, буквы не построились в нужный ряд. Ещё будоражится сознание от прикосновения к тонкому плану Идеи – текста, схемы или рисунка. Ещё нет контура. Только импульс.
И этот импульс прекрасен в стремительной развёртке – идея облекается в свою форму. Теперь Я и Идея одно целое. Мы – Творение.
Восхитительно!
47. Когда горит Вдохновение, нужно всецело отдаться этому чувству.
Когда горит Вдохновение, нужно всецело отдаться этому чувству. Без размышлений, что именно сотворит бегущее по бумаге перо. Удивительно смотреть, как стремительно рождаются строки, о которых помыслить было нельзя ещё миг назад.
И вот закончилось отведённое время.
Перед тобой лежит прекрасное творение. Оно прекрасно на самом деле, потому что хранит звуки сердца и дыхание души.
И обретает собственную жизнь.
48. Так приятно сделать себе подарок …
Так приятно сделать себе подарок, если поздним вечером вымыть скопившуюся в раковине посуду. Потом вытереть её, разложить по местам тарелки и чашки. И вымыть раковину, вытерев её насухо кухонным полотенцем. Расправить его для просушки. И так приятно становится в душе.
А утром в свежей, чистой кухне сделать себе ароматный кофе и посидеть в тишине, смотреть в окно. Там ветер срывает с деревьев золотые листья и бросает их на стекло. Сухие листья зацепляются за старую паутину в уголках окна снаружи и трепещут флагами, до первых сильных ветров. Это – утренний подарок самому себе. Потом уже можно приниматься за дневные дела. Но миг вхождения в новый день принадлежит только тебе. Мне нравится баловать себя такими подарками.
… а ещё приятно кушать из яркой цветной посуды. Еда превращается в волшебную трапезу. Красивая игра. Лёгкое, игривое настроение.
49. А ещё волнуют красивые шёлковые платки …
А ещё меня волнуют красивые шёлковые платки, развешенные на стенах. Если их прикрепить только сверху, оставив свободной свисающую нижнюю часть, то когда быстро идёшь мимо платка – он начинает колыхаться вслед прелестными волнами. Рождаются «воздухи».
Можно тут же пойти назад, и платок снова родит волны вслед. Наверное, это ребячество, но так красиво! И потом созерцать, как затухает движение.
Неуловимо.
50. Прекрасны пледы-покрывала уютных, красивых ярких расцветок.
Прекрасны пледы-покрывала уютных, красивых ярких расцветок. Словно лепестками укрываешься.
Чарующее цветное постельное бельё. Белое официальное, строгое. Моя душа просит живых оттенков. Например, павлинов с роскошными хвостами. Волшебные сны приходят. Каждый сон подобен истории.
На торшер с бежевым абажуром накинут тонкий палантин голубого цвета с контурами бежевых цветов. Если включить торшер, разливается удивительно уютный приглушённый свет. На абажуре висят стеклянные бусы, тёмно-синего и фиолетового оттенков. На просвет вечером сквозь абажур они чарующе прекрасны. Можно долго любоваться на них, на неповторимую игру красок. Они приглушены, но в то же время ярки и праздничны.
Прекрасное созерцание перед сном. Мозг расслабляется и отдыхает.
51. Как мне представить воздух?
Как мне представить воздух? Как запечатлеть эти касания? Он такой разный. Отстранённый. И податливый. Нежный и грубый. Раскрывающийся и рвущийся. И всё это – сейчас. И всё это – здесь. Мимолётность глубинного Движения как отображение пульсирующего Дыхания. Всего во всём.
Вспыхнет, увлечёт за собой.
Я и воздух – одно Дыхание на двоих.
А ещё – солнечное, дневное освещение. Порой солнечный свет такой, словно через полупрозрачную плёнку. Рассеянный, «мглистый». При этом небо абсолютно ясное, никакого намёка на облачко! Совершенно.
Свет из соседней реальности. Высшая радиация. При этом может быть очень жарко (до 40-42 по Цельсию). Но иссушающего жара нет. Жар мягок и нежен.
Наступает время, сотканное из других мгновений.
30. И жила в саду белая парковая Роза.
И жила в саду белая парковая Роза. На высоких ветвях кустились белые, с едва уловимым зеленоватым оттенком (нюансом) в глубине соцветия. Как высокие шапки или короны. Каждый раз я подбиралась к Розе, аккуратно пригибая к себе стебель с Короной, чтобы понюхать. Аккуратно – шипы с сантиметр длиной, на конце и у основания приятного коричневатого оттенка.
Я пригибала Её, обнимала Корону, погружая лицо в великолепии запаха, омываясь им, как благодатью.
И целовала бутоны, передавая Розе музыку своего сердца. Подойдя к Розе в очередной раз и нагнув стебель, я удивилась – чего-то не хватает! Присмотрелась – нет шипов! Роза убрала их, как раз там, куда ложились мои ладони.
- Приходи, обнимай, целуй! Я всегда рада тебе, - говорила на своём языке Роза.
И мы долго ещё обнималась, передавая друг другу радость сердец и делясь сокровенным. Миг истинного наслаждения всегда бессмертен.
31. Как ещё очувствовать осень?
Как ещё очувствовать осень? Сквозь тонкую подошву лёгких туфель тянет холодом.
Даже днём.
В солнечную погоду.
32. Щербинки на стене в подъезде …
Щербинки на стене в подъезде дети закрасили голубым мелом. Получились красивые тучки. На бледно-зелёной стене. Потом пририсовали жёлтым мелом рядом круг.
И вспыхнуло Солнце! Сразу стало светлее.
33. Записываю новые строки …
Записываю новые строки, стою во дворе, озарённая солнечными лучами. Подлетели поближе голуби, заинтересовавшись моей персоной. А вдруг – крошки?
Недоумённо ходят вокруг.
34. Оса еле ползла по дорожке.
Оса еле ползла по дорожке. Наткнулась на жёлтый берёзовый лист. Задумалась. То ли об осени, то ли отдохнуть решила. Помедлила. И пошла дальше. Также неторопливо.
Пока ещё светит солнце. Пока тепло.
35. Листья липы – маленькие золотые сердца.
Листья липы – маленькие золотые сердца. Под нашими ногами. Пусть эти сердечки живут как можно дольше.
Они так прекрасны!
36. Друзья спрашивают …
Друзья спрашивают – как ты это всё видишь? Но я не вижу, я чувствую. Ощущаю.
Опять спрашивают – как? Всё просто.
Мир и я – одной крови. Они и я.
37. Дикий шиповник осенью …
Дикий шиповник осенью – листва поблекла, подёрнулась ненавязчивой дымкой. Ягоды – словно маленькие изящные перчики. Красными линиями расчеркивают увядающую зелень.
Красиво.
И – трогательно.
38. Мягкий солнечный день.
Мягкий солнечный день. Воздух ещё здесь, но уже где-то далеко. Отстранён. Нежен. Во дворе ворона задумчиво трогает клювом крышку из-под йогурта. Съесть остатки? Или поискать что получше? Я выношу мусор и обхожу ворону за машиной, чтобы не смущать птицу. Выбрасываю мусор. Теперь надо идти мимо вороны и иду, отвернув голову в сторону. Взгляд, он ведь силу имеет немалую. Зачем смущать животинку?
Ворона чуть отстранилась, но не ушла. Осталась рядом с крышкой. Значит, сделала свой выбор.
39. Записываю очередную зарисовку.
Записываю очередную зарисовку-«лепесток». На ветке козьей ивы сидит ворона и надрывно каркает. Поднимаю голову, нахожу птицу взглядом. И говорю ей мысленно: «Мир тебе, птица!». Потом прячу записи и иду дальше. Ворона срывается с ветки, подлетает поближе, садится на забор и очень нежно говорит (язык не поворачивается на слово «каркает»): «И тебе – мир».
40. Музыка осени …
Музыка осени – шорох падающих листьев.
С терпким послевкусием.
41. Говорят, чужая душа …
Говорят, чужая душа – потёмки.
А если зажечь свет в своей душе?
42. Два сизаря прилетели на окошко.
Два сизаря прилетели на окошко. Утро мягкое, солнечное. И стали ласкать друг друга. Нежно поклёвывали голову, темечко, вокруг глаз, вокруг клюва. Тот, кого «гладили», опускал голову пониже, чтобы второму было удобно. Ведь это так приятно! Голуби наслаждались и последним теплом сентября и присутствием друг друга. Да, периодически они отвлекались на кусающих их насекомых, «почёсываясь». Но тут же возвращались к ухаживанию.
Они и просто сидели бок о бок, задремав и пригревшись. Или – пытались заглянуть в окошко. Но с той, их стороны, оно тёмное, ничего не видно. Да и я старалась не делать резких движений. И парочка сидела тихо и тесно. Они уснули, образовав два пушистых переливающихся сизых комочка. Наверное, им снились хорошие сны.
… они ещё долго сидели на подоконнике. Дремали, беседовали, ухаживали. Почёсывались.
Им было уютно и спокойно.
43. Незаметно свет солнца перетекает в свет листвы.
Незаметно свет солнца перетекает в свет листвы. Кроны деревьев становятся яркими, выпуклыми и невероятно прозрачными, ещё будучи одетыми в листву.
Солнечные осенние миражи.
44. Однажды я читала книгу японской писательницы …
Однажды я читала книгу японской писательницы Сэй-Сёнагон «Записки у изголовья», конец девятого века. В одной из своих записок она сокрушалась по поводу неграмотной речи. Казалось, что Сэй-Сёнагон говорит сегодня.
«Дурная привычка – произвольно выбрасывать слова, нужные для связи. Например,: «запаздывая приездом, известите меня»… Это плохо в разговоре и ещё хуже в письмах.»
«Иные люди произносят «экипаж» как «екипаж». И, пожалуй, все теперь говорят «будующий» вместо «будущий».
«Поверьте, я не считаю свою речь изысканной … Оставлю это на суд других, а сама доверюсь только моему внутреннему чувству. Если человек хорошо знает, что данное словечко ошибочно или вульгарно, и всё же сознательно вставит его в разговор, то в этом ещё нет ничего страшного. А вот когда он сам на свой лад, без всякого зазрения совести, коверкает слова и искажает их смысл – это отвратительно!».
«Неприятно также, когда почтенный старец или сановный господин (от кого, казалось бы, никак нельзя этого ожидать) вдруг по какой-то прихоти начинает отпускать слова самого дурного деревенского пошиба».
Слова ведь не только слова, хотя и это важно – «слово не воробей, вылетит, не поймаешь». Это ещё и генетическая структура. Кровь, чьё качество напрямую зависит от лексики говорящего. И особенно – думающего.
Возможно, что душа чужого человека в потёмках. Но хуже всего, когда мрак господствует в душе собственной. Так и хочется воскликнуть: «Зажгите, наконец, свет!».
Тем более, что его, света, более, чем достаточно в нашем времени и мире.
45. Как прекрасны звуки, когда они …
Как прекрасны звуки, когда они тихо-тихо слышатся где-то в отдалении. Или когда уходят в даль и медленно замирают. На рассвете. Или на закате. В утреннем тумане. Когда очарование мелодии вплетается в очарование души.
И всё Существо медленно плывёт сквозь время. Дотрагиваясь и благословляя.
46. Запах листов чистой тетради или писчей бумаги интригует.
Запах листов чистой тетради или писчей бумаги интригует. Ещё не сбылось задуманное, не проявилось написанное, буквы не построились в нужный ряд. Ещё будоражится сознание от прикосновения к тонкому плану Идеи – текста, схемы или рисунка. Ещё нет контура. Только импульс.
И этот импульс прекрасен в стремительной развёртке – идея облекается в свою форму. Теперь Я и Идея одно целое. Мы – Творение.
Восхитительно!
47. Когда горит Вдохновение, нужно всецело отдаться этому чувству.
Когда горит Вдохновение, нужно всецело отдаться этому чувству. Без размышлений, что именно сотворит бегущее по бумаге перо. Удивительно смотреть, как стремительно рождаются строки, о которых помыслить было нельзя ещё миг назад.
И вот закончилось отведённое время.
Перед тобой лежит прекрасное творение. Оно прекрасно на самом деле, потому что хранит звуки сердца и дыхание души.
И обретает собственную жизнь.
48. Так приятно сделать себе подарок …
Так приятно сделать себе подарок, если поздним вечером вымыть скопившуюся в раковине посуду. Потом вытереть её, разложить по местам тарелки и чашки. И вымыть раковину, вытерев её насухо кухонным полотенцем. Расправить его для просушки. И так приятно становится в душе.
А утром в свежей, чистой кухне сделать себе ароматный кофе и посидеть в тишине, смотреть в окно. Там ветер срывает с деревьев золотые листья и бросает их на стекло. Сухие листья зацепляются за старую паутину в уголках окна снаружи и трепещут флагами, до первых сильных ветров. Это – утренний подарок самому себе. Потом уже можно приниматься за дневные дела. Но миг вхождения в новый день принадлежит только тебе. Мне нравится баловать себя такими подарками.
… а ещё приятно кушать из яркой цветной посуды. Еда превращается в волшебную трапезу. Красивая игра. Лёгкое, игривое настроение.
49. А ещё волнуют красивые шёлковые платки …
А ещё меня волнуют красивые шёлковые платки, развешенные на стенах. Если их прикрепить только сверху, оставив свободной свисающую нижнюю часть, то когда быстро идёшь мимо платка – он начинает колыхаться вслед прелестными волнами. Рождаются «воздухи».
Можно тут же пойти назад, и платок снова родит волны вслед. Наверное, это ребячество, но так красиво! И потом созерцать, как затухает движение.
Неуловимо.
50. Прекрасны пледы-покрывала уютных, красивых ярких расцветок.
Прекрасны пледы-покрывала уютных, красивых ярких расцветок. Словно лепестками укрываешься.
Чарующее цветное постельное бельё. Белое официальное, строгое. Моя душа просит живых оттенков. Например, павлинов с роскошными хвостами. Волшебные сны приходят. Каждый сон подобен истории.
На торшер с бежевым абажуром накинут тонкий палантин голубого цвета с контурами бежевых цветов. Если включить торшер, разливается удивительно уютный приглушённый свет. На абажуре висят стеклянные бусы, тёмно-синего и фиолетового оттенков. На просвет вечером сквозь абажур они чарующе прекрасны. Можно долго любоваться на них, на неповторимую игру красок. Они приглушены, но в то же время ярки и праздничны.
Прекрасное созерцание перед сном. Мозг расслабляется и отдыхает.
51. Как мне представить воздух?
Как мне представить воздух? Как запечатлеть эти касания? Он такой разный. Отстранённый. И податливый. Нежный и грубый. Раскрывающийся и рвущийся. И всё это – сейчас. И всё это – здесь. Мимолётность глубинного Движения как отображение пульсирующего Дыхания. Всего во всём.
Вспыхнет, увлечёт за собой.
Я и воздух – одно Дыхание на двоих.