Жанр: Сказки
Крылья Феникса.
На краю голой черной скалы, возвышавшейся над холодным свинцовым морем, сидела птица. Со сломанными крыльями. Да, два огромных, огненно-красных крыла, безжизненно свисали по бокам радужного, с красным отливом тела птицы. Вы когда-нибудь видели Феникса со сломанными крыльями?
Плач птицы был беззвучным. Картина мира, простиравшаяся перед Фениксом, вдохновлявшая его, обещавшая полет и жизнь, полную событиями и приключениями, знаниями и музыкой, эта картина сейчас вызывала лишь тоску и боль. Феникс оказался прикован к скале своей бескрылостью, ни единой травинки, ни дерева, ни воды рядом. Слезы Феникса тяжелыми жемчужинами капали на иссиня-черный камень. Сильная, гордая птица рыдала молча.
Он взлетел выше гор, выше облаков, так непривычно и так захватывающе красиво! Он смотрел на землю внизу и на звезды вверху, и с этой высоты все казалось другим, новым, наполненным более глубоким светом. И смыслом. Он разговаривал с облаками, и они отвечали ему, раскрывая свои тайны. Он пел земные мотивы вместе с горами, тянущимися вершинами к небу. Он пропитывался молчанием Неба и в самой середине молчания слышал сказания древних Звезд, великолепные в отточенности слога мудрости. Он парил, он забыл о течении времени.
Тогда в его безмятежность ворвался Ветер. Его друг, товарищ его полетов, верный соратник в странствиях, такой же сильный, свободный и звонкий. Почему? Почему он не узнал Феникса, не заметил огненно-красную птицу? Слишком высоко?
Ветер был расстроен, он поднялся выше облаков, он выбрал место, где никого нет и не может быть, выше облаков, выше дорог, которыми летают птицы и самолеты, чтобы выплеснуть свой страх и горечь - даже ветры время от времени нуждаются в этом. И не заметил Феникса. А может быть, и заметил, кто знает, но было поздно, птицу закрутило в вихре, сжало ледяными пальцами. Ветер спохватился, поняв, что калечит друга, разглядев сквозь собственную боль огненные всполохи перьев Феникса. Ослабил хватку Но Феникс, вместо того, чтобы, оказавшись свободным, продолжить полет, рухнул на землю - оба крыла его были сломаны.
Как горько, познав полет, услышав Землю и звезды, быть прикованным к черному и безрадостному клочку скалы.
Феникс долго находился в своем молчании. А потом, потом он начал петь. Негромко. В его Песне сплетались были, услышанные от Земли, сказания Звезд, воспоминания о полетах и виденных белоглавых горах, морях с барашками волн, бескрайних зеленых лесах и пыльных пустынях. О концах, когда Феникс сгорал дотла, и началах, когда он возрождался из пепла. Понемногу он вспоминал о радости и вере в себя, о том, как драгоценна и прекрасна жизнь.
Песнь его звучала все громче и увереннее, проникала в толщи гор, проскальзывала между каплями воды, готовыми пролиться дождем из облаков, волнами океана докатывалась до песка далеких берегов. И в другом мире, в своей истории Волшебница услышала эту Песнь. Услышала, что в далеких краях нужна ее помощь. Она зажгла свечу, и цвет ее напоминал об огненно-красных крыльях волшебной птицы, способной умирать и возрождаться, способной летать выше облаков и слышать голос Звезд. Волшебница подхватила Песнь Феникса, вплетая в его Песнь слова своего волшебства. Для него.
Феникс уснул, убаюканный собственным пением. Во сне казалось ему, будто кто-то невидимый и необъяснимый поет вместе с ним, хотя слова были непонятны и смысл их ускользал от него.
С первыми лучами солнца Феникс открыл глаза. И взмахнул огненно-красными, сияющими крыльями. И все понял. Подхваченный Ветром, он парил над зелено-голубым миром. Здесь, в вышине, он благодарил ту, что вернула его крылья, и Ветер - за то, что показал ценность полета.
А Ветер был счастлив, что друг, по неосторожности раненный им, вновь рассекает воздушный простор, ведь так грустно быть одиноким в вышине, даже если ты Ветер.
Москва, декабрь 2009 г.
Северный Ветер.
Северный Ветер устал. Сколько помнил себя, всегда он был в движении. То задиристо колыхал занавески в доме Волшебницы, то стремглав уносился к поднебесным горным вершинам, чтобы смахнуть ледяным крылом снег с острых и насквозь промерзших скал, то быстрой рябью писал стихи на темной речной воде (для роз, что гордо смотрели на воду с берега), то, разозлившись на весь мир, рвал в клочья алые паруса кораблей в океане надежд. Северный Ветер не знал покоя.
Лишь на миг он остановился, пораженный крошечным фиолетовым цветком, прорезавшим неглубокий снег на лесной тропинке, прячущимся под старой замшелой веткой, продрогшим, хрупким и невозможным в эту предзимнюю пору.
Северный Ветер замер. И понял, что невыносимо устал! Комками мокрого снега навалилась тяжесть всех порывов и волнений, безрассудства и спешки, льдом апатии сковала волю и радость свободы. Ветер опустился возле цветка, обнял его, невидимый и печальный, и уснул, забывая о просторах морей и вершинах гор, до которых еще не добирался.
Мир потускнел, хотя никто этого сразу и не заметил. "Как стало тихо и спокойно", - довольно шептали Розы. "Каким безопасным и величавым стало море", - восхищались корабли с алыми парусами. Шли дни, Северный Ветер спал, снег бесшумно и отвесно падал на землю, мир становился все белее и тише. Скука обволакивала, серой пылью забивалась в сердца, радость и боль, сны и заботы выцветали, забывались.
Маленькому цветку, убаюканному Ветром, снилось, что он стал снежным сугробом, что никогда не придет весна, что не случится больше сказок, и никто не посмотрит на звезды. И ничье сердце не согреется красотой весеннего цветка, распустившегося поздней осенью. От грустных снов слезы росой выступили на лепестках, и Северный Ветер вздрогнул, почувствовав влажное прикосновение. Век цветов короток, а слезы искренни, и цветок, отдав все силы этим слезам, задрожал, теряя лепестки, возвращаясь к земле, из которой пришел, естественно и спокойно. Ветру вдруг стало неуютно и одиноко без привычного движения, словно он играл чужую роль или надел чужую тесную одежду. Тогда он взметнулся ввысь, но не оказалось в его полете и прежней залихватской бесшабашности и пренебрежения всем и вся. Цветок оставил ему дар заботы о хрупком мире.
***
Легким росчерком создав узор поземкой на зеркале замерзшей реки и чуть пошевелив верхушки старых сонных елей, Северный Ветер подлетел к дому Волшебницы. Он удобно устроился на поскрипывающем флюгере, чтобы на рассвете постучать в окно и аккуратно положить в ее ладонь несколько ярких фиолетовых лепестков.
Москва, декабрь 2009 г.
Золотая рыбка.
- Прошу, уберите вину из моего сердца, - слова сложились сами. Бегущая сидела на берегу горного Ручья, решив сделать остановку, напиться бодрящей воды, позволить отдохнуть усталым ногам. И здесь, на берегу вновь ощутила тяжесть и холод в сердце - привычные и, кажется, неизлечимые.
И тогда мягкие бело-прозрачные руки Горного Ручья потянулись сквозь пространство, бережно обхватили что-то подвижное, струящееся и вынули из сердца Бегущей перламутровую, переливающуюся, очень большую и красивую золотую рыбку. Опустили ее в ведро, залив свежей водой, струящейся с гор.
- Это - она?! - остолбенела Бегущая.
- Ну как, полегчало? - вопросом ответил Ручей.
- Да.
Действительно, Бегущая, как только мягкие руки дотронулись до ее сердца, почувствовала облегчение, словно из нее вынимали вросшее существо с щупальцами, присосками, какими-то ниточками, вросшими в душу и сердце, потягивавшими из нее силы, будто прохладный коктейль жарким летом, оставляя ее гореть сухим огнем вины.
- Какая она красивая. Только выглядит немного больной.
Рыба лежала в ведре и слегка шевелила плавниками и роскошным хвостом. Солнце освещало поляну у Горного Ручья, Рыба же светилась изнутри - ровно и спокойно, матовым, слегка перламутровым светом. С каждой минутой свет становился все отчетливей, наполняясь теплом весеннего дня,
Радость, заточенная в глухую оболочку боли, теряет свой свет, тускнеет, тяжелеет, принимает облик вины, тянущей камнем вниз сердце, когда-то поднимавшееся вслед за ней к облакам.
Бегущая дотронулась до золотых чешуек на боку рыбы, немного побаиваясь, готовая отдернуть руку, если от ее прикосновения эта красота опять превратиться в мокрый камень, отягощающий ее сердце. Легкий шелк, прохладный и воздушный. Рыба встрепенулась, сделала пару кругов в ведре и повернулась к Бегущей, встретившись с ней взглядом.
- Освободи меня, - безмолвно попросила Рыба. - Мне тесно и страшно, тоскливо быть твоей виной, мне, свободной и светлой Радости.
- Как это сделать? - так же молча спросила Бегущая.
- Посмотри! - прозвучала команда Рыбы.
И Бегущая окунулась в черную с золотыми искрами бездонность рыбьих глаз. Лица, силуэты, обрывки канвы событий. Те, перед кем она была виновата, те, кому осталась должна украденную у них радость, подменив ее на боль предательства, вольного или невольного. Близкие и почти незнакомые люди, все, кого она хранила обиженными в своем сердце, не отпуская свое чувство вины перед ними, не высказывая и не прощая себя. Сейчас она видела эти лица, каждое притягивало ее, каждому смотрела она прямо в глубину глаз, отдавая долги и прося прощения. И видела струйки прозрачных пузырьков, поднимающиеся к поверхности воды каждый раз, когда боль в чьих-то глазах уходила. И когда все лица, силуэты и тени событий растворились, струйками пузырей поднялись из пучины боли к солнечному свету, на очистившемся дне глаз Рыбы Бегущая увидела себя. Свое отражение. И взглянула в свои глаза.
- Прости меня, - прошептали ее губы.
Вспыхнуло что-то в сердце, растопив льдинки, мешавшие дышать - такие привычные, что только сейчас, когда они растаяли, Бегущая осознала, сколько лет они проникали в каждую трещинку в ее сердце, разъедая, скребя и царапая.
- И ты прости меня, - она услышала ответ своих отраженных глаз.
***
Девушка сидела на берегу Горного Ручья, наблюдая, как водовороты создают причудливые рисунки вокруг пальцев ее ног, опущенных в воду. Рядом в ведерке плавала в радостном предвкушении небольшая золотая рыбка, из тех, что люди так любят держать в аквариумах. Пора. Девушка опустила руку в ведро, еще раз погладила шелковистый бок золотой рыбки, осторожно взяла ее в ладонь и опустила в Ручей. На миг вспыхнул Горный Ручей золотым сиянием. То ли Солнце отразилось в нем в это мгновение, то ли чудо свершилось, и было записано так. Еще немного отдохнула Бегущая у Горного Ручья и пошла дальше, своей дорогой с чистым сердцем.
Москва, 13 января 2010 г.
Проект
<p.Склонившись над зелено-синей сферой, окруженной белыми полупрозрачными вихрями и голубоватой воздушной дымкой, они наблюдали за развитием своего творения. Сфера, уютно уложенная в мягкую черную ткань в мелкий звездный горошек, с каждым днем все больше менялась. Уставшие от длительной работы, предвкушающие первые результаты, перебирающие мысленно тысячи способов воздействия, строящие и разрушающие гениальные стратегии, обладающие полномочиями привлекать к своей работе лучшие умы, увлеченные выполнением невыполнимых задач, они уже были неотделимы от устройства, лежавшего перед ними. Где-то в глубине души помня, что это не первый и не последний проект, что высоко над ними стоит цель более грандиозная и осмысленная, чем можно представить, что здесь и сейчас они работают лишь на одном из множеств участков, они, по молчаливой договоренности, "забывали" об Общем, оставаясь в завораживающей круговерти несерьезных, незначительных, неоднозначных и, возможно, не таких уж важных для грандиозной цели событий и наблюдений. Имя их увлеченности было ЛЮБОПЫТСТВО.
Бессчетное число раз они вот так же стояли, склонившись над самыми разными объектами, позволяя себе втянуться внутрь обособленной жизни созданного мира, ощутить его несовершенное изящество, познавая страх, и надежду, и разочарование, и любовь. Позволяя себе перестать на время видеть общую, цельную картину, погружаясь в серьезность, обсуждая плюсы и минусы сложных и разнонаправленных движений там, внутри небольшого сине-зеленого шарика, окруженного спиралями облаков.
Вечером, после работы, им становилось смешно и немного грустно - опять отвлеклись, опять поверили иллюзии, созданной своими руками! Как будто нечем было больше заняться, как будто есть хоть какая-то польза от несущественных событий дня, от всей их работы - прилетать на край Вселенной и наблюдать за одним из миллиардов объектов, записывая неточности, новые веяния, делая, кажется, никому не нужные и ни на что не влияющие поправки - словно касаясь перышком панциря черепахи, не имея возможности даже чуточку скорректировать движения мыслей и чувств обитающих здесь существ. Наблюдатели.
И каждый раз одно и то же - незначительность поглощает окружающую реальность, и остается только переживать, вскрикивать и бессильно мерить шагами неизмеримое пространство в ожидании результатов первоначально вложенных импульсов, к середине дня уже веря в исключительную важность выполняемой работы и забыв при этом, для чего она делается.
Кто-то скажет с презрением: "Что за работа, есть ведь получше!". Скорее всего, Они не согласятся. Притихнут для порядка, конечно, потом даже кивнут и посетуют на нелегкую долю, на свою развивающуюся забывчивость и редкую возможность связаться с Домом, на то, что выглядят смешно и нелепо в своем внимании к никому не нужным мелочам, смысл которых для них так же непонятен, как и для всех остальных. И с облегчением вздохнут, вернувшись на край Вселенной, где уютно уложенный в мягкую черно-звездную ткань, поскрипывая и неравномерно вибрируя, требует постоянного сопереживающего наблюдения зелено-синяя сфера. Они-то знают, что не бывает ненужной работы...
***
Когда увидите объявление о дополнительном наборе штатных Наблюдателей, подумайте хорошенько, прежде чем пройти мимо!
Москва, 26 января 2010 г.
1) Отзыв Нины Уманской о Сказках Надежды
Дорогая Надежда, кто ВЫ?
Перечитала Ваши сказки. Могу сказать одно. Это не текст написанный человеком. Это ангельская энергия, очищающая и исцеляющая душу, это нежное прикосновение Бога к сердцу человека. Нет таких слов в нашем языке, которые могли бы выразить благодарность за их чудодейственное воздействие. Это - водопад очищающих слез.
Безмерная благодарность Светлане за предоставленную возможность прикоснуться к этому чуду.
2) Надежда, благодарю Вас за сказки. Расплакалась, как ребёнок, хотя уже 60. СВЕТ Вам и ЛЮБОВЬ! Ещё раз БлагоДарю! Tiss.